Ревизор: возвращение в СССР 10

Глава 1

Глава 1

Москва

Ну и что делать в такой ситуации? Были бы сейчас девяностые, то единственный вариант, если жизнь дорога — бежать в сторону людей и орать. Хотя тогда, понимая это, в машину и не предлагали сесть, обычно неожиданно били сзади по голове и везли дальше в багажнике.

Ладно, сейчас 1971 год, люди явно не планируют пытать меня при помощи утюга и потом в лесу прикопать. Вот, даже не постеснялись на машине подъехать на оживленной улице, когда народу полно и на нас с любопытством глазеют уже. Не боятся, значит, что номер машины, если я пропаду, кто-то может и вспомнить. Сейчас народ калькуляторами и смартфонами не избалован — привык хранить в голове просто-таки огромные массивы информации, в том числе и цифр, так что номер машины и запомнить, и вспомнить через несколько дней, если следователь спросит, вообще без проблем.

Да я и сам, когда в СССР жил, десятки телефонных номеров наизусть помнил безо всяких сложностей. Кстати, я ведь и на курсы мнемотехники позже ходил, и по итогу еще раз в пять улучшил свои способности по запоминанию. Можно будет потихоньку Галию начать обучать этому искусству. Если, конечно, не ошибся и живым из этой машины выйду.

Мужчина в дорогом черном костюме, лет так под шестьдесят, выглядящий как профсоюзный босс из голливудских фильмов про мафию, уже ждал меня внутри на заднем сиденье. Когда я сел в машину, улыбнулся и протянул руку:

— Владимир Лазоревич!

— Павел Ивлев, — машинально пожал руку я.

Дверь закрыли, но машина никуда не поехала. И шофер, и парень, что меня заблокировал на пешеходной дорожке, остались снаружи. Понятно, это формат беседы прямо в машине. Никто не повезет меня в ресторан, или в хорошо отделанный кабинет… Но и в подвал тоже, чтобы пытать, похоже, не повезут. И я сразу воспрял духом.

— Ну, в моем случае Лазоревич это не фамилия, а отчество, — пояснил собеседник, — отца Лазарем звали. Как часто бывает, отчество записали с ошибкой, через «о», а не «а». А фамилия у меня Межуев. Я являюсь членом Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.

А вот это очень крутая шишка по местным временам! Немыслимо крутая… Не ровня Сатчану и его комсомольской крыше. Выше уровнем, однозначно… Комитет партийного контроля — это аналог нашего «Комсомольского прожектора», только не у комсомола, а у Коммунистической партии. Комсомол у нас — помощник партии, а партия — рулевой. Нет, меня точно не должны закопать в лесу, тут, скорее, интерес ко мне и моим проявленным талантам в области ревизионной деятельности. Фух, можно немного расслабиться.

— Польщен знакомством, — сказал я, не понимая, как вообще мог оказаться в машине такого важного человека. Что бы там ни было, со мной должен был бы беседовать сейчас максимум его помощник. Или даже помощник помощника, если таковой тоже имеется. Это слишком круто… А почему бы не спросить его прямо?

— Не совсем, правда, понимаю, какими судьбами стала возможна эта встреча…

— Слухами земля полнится, знаете ли, — усмехнулся мой собеседник, — рассказали мне добрые знакомые про молодого самородка, который демонстрирует очень толковый подход во время ревизий Комсомольского прожектора. И о том, что с его появлением эти ревизии перестали быть простой формальностью. Вот и решил лично посмотреть на тебя. Ничего, если я на «ты»?

— Почему бы и нет? — кивнул я. Ну да, разница в возрасте у нас колоссальная. У него уже, наверное, внуки подрастают моего возраста. На «вы» со мной его ломает общаться.

— Вот сейчас, слышал, ты на одной из городских мебельных фабрик был, — сказал Владимир Лазоревич, — хорошая фабрика, толковая. Надеюсь, к ней у тебя с товарищами претензий нет?

— Да у меня лично вообще ни к чему претензий нет, страна у нас отличная, стремлюсь только бороться с бесхозяйственностью да бестолковостью, ну и расхитители социалистической собственности меня напрягают, конечно, — осторожно ответил я.

Так вот к чему эта встреча! Слишком пронырливого и ретивого комсомольца пытаются притормозить в расследовании Прожектора по этой мебельной фабрике… Какая же у них хорошая крыша! Ну, мне надо было самому догадаться. Новенькое оборудование, сказочные условия для персонала — и это в то время, как мы сами видели, в каких условиях люди сейчас работают. До сих пор ту фабрику в бывшем каретном сарае забыть не могу.

— Но ты же согласен, что на этой мебельной фабрике ничего такого и подавно нет? — деланно радушно улыбнулся мне собеседник, продолжая давить.

Ну так я и не самоубийца, чтобы с таким человеком в прямой конфликт входить. Один звонок от него ректору — и не быть мне больше членом Комсомольского прожектора, да и, вполне возможно, наступит и конец моей учебе в МГУ. А если кто еще поинтересуется, на каком основании я в новом красивом доме в отдельной квартире живу-поживаю в таком возрасте, то и вообще, туши свет…

— Полностью с вами согласен, Владимир Лазоревич, смотришь на это предприятие, и глаз радуется, — не менее радушно улыбнулся ему в ответ, — оборудование новое и используется толково, условия для рабочих созданы самые что ни на есть комфортные для работы. Просто образцовое предприятие! Приятно было его посетить! Нам нужно больше таких в стране!

— Вот и отлично, Павел, вот и отлично! — я почувствовал, что мой собеседник расслабился, — а ты имей в виду, что умные люди партии всегда нужны. Будут какие-то толковые идеи — приходи ко мне, не стесняйся, мой помощник даст тебе номер телефона. А уж когда закончишь учебу — вообще обязательно тебя у себя жду, подскажу по поводу карьеры. У нас для советской молодежи столько возможностей — голова может закружиться при желании выбрать. А совет от опытного человека никогда не помешает. Как и некоторая поддержка при необходимости. Верно же?

— Полностью согласен, Владимир Лазоревич, — закивал я, изображая энтузиазм.

— Может, тебе прямо сейчас что-то нужно? — спросил он.

— Да нет, спасибо, я же в СССР живу! Для парня моего возраста у меня всего более чем достаточно! — с оптимизмом ответил я.

В принципе и не соврал, собственно. Другое дело, что все получил из-за того, что знал, как и что нужно делать. Немалый житейский опыт в таком возрасте — что может быть лучше.

— Ну, вот и прекрасно пообщались, Павел, — теперь я чувствовал, что собеседник приятно расслаблен и больше не давит на меня, — я знал, что такой толковый молодой человек обязательно все поймет правильно. До новых встреч, Павел!

Пожали друг другу руки. Я вылез, помощник Межуева наклонился к салону, я увидел, как тот ему кивнул — мол, все в порядке. Тогда он полез в карман, и я получил листок бумаги с телефоном Владимира Лазоревича.

Шофер с помощником сели в машину и она, мягко тронувшись с места, уехала. А я, забыв что опаздываю на пары, нашел какую-то скамейку и сел. Надо было как следует подумать.

Итак, выводы из беседы.

Первое — ничего плохого про мебельную фабрику ни Сатчан, ни Самедов от меня не услышат. А больше и не от кого, слава богу, мои выкладки я никому еще не показывал.

Второе — теперь я понял, почему ко мне знакомиться приехал человек такого калибра. Из пушки по воробьям, говорите… ну да, зато он может быть уверен, что все вопросы со мной сразу разрулил. Мало ли, его помощник не произвел бы должного впечатления, или не проняло бы меня, а когда вот такая фигура… Чтобы с таким не проняло, нужна кожа, как у носорога… да и такая же тупость.

Третье — я правильно понял, что меня сейчас пытались подкупить? Этот вопрос про то, не нужно ли мне чего-то прямо сейчас… Ну да, похоже на то. Скорее даже, точно. Попроси я чего-то — имел бы шансы быть зачисленным в состав той группировки, которую контролирует сам Межуев. И что-то привлекательное в этом, несомненно, было. Это всем крышам крыша. Кто же захочет с таким человеком, на такой должности находящимся, связываться? Да и его подход мне понравился — в отличие от предводителя группировки Сатчана, он мне устроил не минутный осмотр стоя, как диковинного зверька в зоопарке, а лично встретился и побеседовал, один на один. Пусть и в машине.